Поэтому в своем рассказе делал упор на огромное желание помочь Николаю Николаичу. Типа, классный мужик, все дела. Додумался из-за личных амбиций на кон поставить свою должность.
— Председатель… Ага… — Дед Мотя хитро прищурился. — У председателя нет таких красивых глаз. И это… Выдающихся успехов.
Он тут же обрисовал руками в воздухе что-то условно похожее на женскую фигуру. Очень условно. Больше напоминало, если честно, многоугольник. Я по его лицу догадался, что речь о Наташке. Андрюха гнусно подхихикивал рядом.
Я ответил, пусть думают, как хотят, главное — помогут мне набрать снарядов для минирования. В конце концов, что бы не руководило моими поступками, они, вообще-то, должны беспокоится о чести села.
И тут у нас снова случился «затык». Дед Мотя утверждал, что он всей душой с нами. Ещё больше — с селом и его честью. Но душой. А душа гораздо важнее. Поддержать, сопровождать в экспедиции готов. Ровно как и руководить всем процессом.
— Ой, да что Вы… Руководить чем? Как дерьмо под траву прятать? Это мы и без Вас разберемся. Не совсем дураки. Вопрос в другом, где его столько набрать. Нет. Не где. Как?!
Андрюха уже использовал «мы». Отлично. Значит, психологически он готов.
В общем, когда пришёл участковый, чтоб сопроводить нас домой, дебаты немного стихли. Даже Федор спокойно дремал у дерева. Правда, уже устроившись на земле. Мы больше не пугали его своими криками, от которых он тревожно вскидывался и оглядывался по сторонам с фразой: «Чё то затеяли, сволочи».
— Ефим Петрович, рад приветствовать. — Матвей Егорыч вскочил на ноги и подошёл ближе, протягивая руку. — А то и не поздоровались даже.
— Да? Прям рад… — Участковый снова окинул нас внимательным взглядом. — Вот и говорю, подозрительно. Чему ты рад? Ко мне сегодня Зинаида приходила. Просила продлить срок исправительных работ. Говорит, чудо чудное случилось. Диво дивное. Ты всю неделю трезвый, как стёклышко. В доме — тишина. По деревне не бегаешь. Не позоришься. Да и я спал спокойно столько ночей. Хотя, первые две, брехать не буду, вздрагивал от каждого шороха.
— Не имеете права! — Дел Мотя аж захлебнулся от возмущения. — Это где видано, чтоб советского человека подвергали таким гонениям?
— Прям уж и гонениям… — Ефим Петрович усмехнулся. — Ладно, гонимые. Идём по домам.
Мы собрали газеты, отнесли их в предбанник школы, и гуськом потопали за участковым.
Дед Мотя, пока мы шли, раз двадцать больно пхнул меня в бок. На мой удивленный взгляд он принялся трясти головой в сторону погоста. Так предполагаю, это был намек на разговор о храме. В какой-то момент я понял, он мне сейчас просто-напросто сломает ребро.
— Ефим Петрович, вот что хотел спросить… У вас там церковь разрушенная. Это какое-то историческое наследие?
Участковый посмотрел на меня с лёгким удивлением. Походу, в его восприятии Жорика Милославского могло интересовать, что угодно. Выпивка, драка, очередные приключения, но только не остатки храма. И уж тем более, не вера.
Однако, все же ответил. Типа, осталось ещё с войны. Мой следующий вопрос о возможных архивных сведениях вызвал у Ефима Петровича окончательный стресс и даже какой-то ступор. Он подманил Федьку, который топал чуть в стороне.
— Слышь, Федор, к ним никто кроме Зинаиды Степановны не приходил? Ничего не приносил? Бутылку там, например. Или бидончик?
— Да хватит Вам. Ну, что вообще из нас алкоголиков сделали. Правда, интересно. С научной точки зрения. — Я ответил вместо Отелло.
— Жорик, из вас, наоборот, людей делаю. Ты мне брось такой интерес. Стоят эти руины и пусть стоят. Если ты влезешь, боюсь ничего вообще не останется. Ни руин, ни погоста, ни половины Зеленух. Итак, вон те, кто рядом с кладбищем живут, утверждают, будто заметили какую-то странную активность. Вроде, неделю назад, может, чуть больше, бегали непонятные темные силуэты и стонали. Даже кричали. Мол, тяжко им на том свете приходится. Местные говорят, даже упокоенным покоя нет. Как ты тут появился.
Мы с Андрюхой и дедом Мотей украдкой переглянулись. Это, наверное, было в ту ночь, когда от Лютика по кладбищу убегали. Участковый ведь так и не узнал, где мы его нашли. А главное — при каких обстоятельствах.
— Издеваетесь? Ещё и это на меня повесьте. Ходячих мертвецов. Я просто заинтересовался, потому что осенью на учебу возвращаться. А у меня, там предмет будет, связанный с историей.
— Историей чего? Кладбища Зеленух? — Ефим Петрович скептически поджал губы.
— Нет, конечно. По истории родного края. Вот сейчас, например, идём домой. Поужинаем мы с Андрюхой. Дела поделаем. Если не поздно будет, вы не против, пойду посмотрю?
Участковый остановился. Уставился на меня. Я изо всех сил в ответ делал такое честное лицо, что глазные яблоки изнутри заболели. Отвечаю. От напряжения.
— Ну … ладно. Сходи. Только, смотри мне! — Ефим Петрович погрозил пальцем, — Дай мне слово, что туда-обратно. Часик полазишь по руинам, изучишь и уйдешь. Если на самом деле надо, выделим тебе потом специальное время.
— Конечно, обещаю!
Участковый удовлетворенно кивнул и снова пошел вперёд. Он же не знал, что я в момент обещания, за спиной пальцы на обеих руках скрестил. Наивный тип.
Зато дед Мотя выглянул из-за Андрюхи и конкретно так подмигнул мне хитрющим глазом. Ясно. На кладбище я, походу, отправлюсь не один.
Глава 14:
О крепкой руке, деревенских слухах и верной спутнице жизни
— Слышали? Народ говорит, по кладбищу покойники ходят… Отродясь такого у нас не бывало. А теперь, вон оно чё…
Дядька крякнул и выразительно посмотрел на Ольгу Ивановну, которая произнесла это вслух. Вернее, сначала дядька подавился борщом. Просто пенсионерка выдала свою фразу в тот момент, когда он набрал полную ложку гущи и закинул ее себе в рот. Услышав удивительные новости, Виктор, естественно, поперхнулся и закашлялся. Да мы все прихерели, честно говоря. Только по разным причинам. Нас с Андрюхой, в отличие от родственников, сильно волновал набирающий обороты интерес к погосту.
Главное, ела Ольга Ивановна борщ, спокойно, молча, а потом вдруг отложила ложку и ни с того, но с сего, произнесла этот бред.
Настя, которая сидела рядом с дядькой, несколько раз стукнула мужа по спине. А вот уже потом он крякнул и посмотрел на соседку. Серьезно так посмотрел. Весомо.
— Ольга Ивановна… ты — взрослый человек. Учитель. Партийная. Какие, к черту, покойники? Бабы опять брешут, что ни попадя. А ты слушаешь.
Виктор покачал головой и снова ухватился за ложку.
— Вот и я говорю. Ерунда какая-то… Но Ленка, которая сестра Ивана, который деверь Нинки, говорит, будто сама ночью слышала. — Соседка наклонилась чуть вперед, и понизив голос, сообщила, — Стонут они. Ох, как стонут… Маются…
Мы с Переростком принялись стучать ложками о тарелки так, что можно было устраивать военный марш. Но зато лица сделали, не подкопаешься. Второй раз поднимается эта тема. Хреново. В итоге местные могут сунуть свой нос на кладбище. Вот и выбрали секретное место, блин. Спокойное. Это все из-за ночи с Лютиком. Конечно, мы по кладбищу неслись, как табун сайгаков. Странно, что еще в тот момент никто не явился.
— Да хватит Вам, Ольга Ивановна, — Андрюха даже тарелку отставил. А ему с едой расставаться, ой, как тяжело. — Слухи какие-то глупые. Нинка Ваша вечно придумывает чушь всякую. Помните, от нее же разговор пошел, будто она лично Гагарина знала. Ага. Дальше Зеленух никогда не была, а тут ни много, ни мало, самого Гагарина. Когда? Не понятно. Во сне, если только. Так что, и на этот раз сочиняет. Мы вот, нормальные люди. Да, Жорик? В покойников не верим. Особенно в тех, которые по ночам из-под земли лезут. Не бывает этого. Жорик вообще сегодня пойдет развалины храма изучать. С разрешения, между прочим, Ефима Петровича.
Я пнул братца под столом. Вот кто его за язык тянет? Адвокат дьявола, блин. Так защитил, что как бы теперь не посадили. Дома. Дядька и без того не обрадовался перспективе, что я, на ночь глядя, попрусь куда-то шляться. Тем более на погост.