— Как, на мне? — У девчонки был такое лицо, будто ей сообщили, что земля, вообще, плоская.

— О, Господи…— Николаич махнул рукой. — Точно друг друга сто́ите…Идите, пройдитесь, на самом деле. Обговорите все. Парочка…Баран да ярочка…

Это был какой-то необычный вечер. Мы дошли с Наташкой к пруду, сидели на берегу, обнявшись. Она что-то мне рассказывала. Потом планировала, как поступить дальше. У нее ведь учеба, а у меня Москва. Я, если честно, слушал не особо внимательно, потому что внутри переполняло странное, удивительное чувство нежности. В итоге, сказал ей, чтоб не парилась. Решим.

Просто, по-сути, если я смогу разрулить ситуацию с Аристархом, вообще по фигу. Москва, Зеленухи. Разберемся. Главное — разрубить этот Гордиев узел, затянутый много лет назад Милославским. Все остальное — муде по воде. Вообще не проблема. Зеленухи тоже не такое уж плохое место. А даже, наверное, наоборот.

В общем, вернулся я домой в очень благостном расположении духа. Андрюха и Семен уже отирались на сеновале, предварительно приготовив две лопаты.

Поэтому, в назначенное время, мы с братцем под покровом ночи, имея, как правильно сказал дед Мотя, немалый опыт в подобных приключениях, топали в сторону кладбища.

По предварительной договоренности, Матвей Егорыч должен был еще вечером явиться к той самой любопытной соседке с приличной бутылкой самогонки. Причину мы придумали следующую. Якобы у деда есть знакомый. Холостой, солидный, проживающий в соседнем селе товарищ. И вот этому товарищу требуется познакомится с хорошей, достойной женщиной. Кстати, Матвей Егорыч сказал, что это чистая правда. И, если все пойдёт хорошо, он на самом деле поможет двум одиноким людям обрести счастье. Купидон, блин.

Соответственно, в процессе обсуждения, дед должен был любопытную тетку немного подпоить, а потом спать уложить. Не в буквальном, конечно, смысле. А то баба Зина потом бы всех нас уложила. Матвея Егорыча за грех прелюбодеяния, Андрюху и меня за содействие. Хотя, сказать честно, дед Мотя тоже удивил изрядно.

— Ты чего! Зинка, она, конечно, дура, каких поискать. Сколопендра еще та. Всю кровь мне попила, стерва. Но…Это ж Зинка. Я с ней рука об руку столько лет. Как я к другой то бабе полезу. Это не по-товарищески. А Зинаида — мой верный, боевой товарищ.

Мы с Андрюхой уставились на деда. Пытались понять, шутит или нет. Но у него было совершенно, абсолютно серьёзное лицо.

— Матвей Егорыч…— Братец почесал затылок. — Так Вы ее…того? Любите, что ли?

— Любовь…Что такое любовь, Андрюха? Это ж, понимаешь, вовсе не так, как вы, молодежь, думаете. Страсти, мордасти. Не, мил человек. Это совсем другое. Вот понимаешь, если Зинки вдруг не станет, это…как будто руку мне отрежут. Или ногу. Или сразу и то, и то. Жить буду, но как ущербный. Так что, не предатель я.

А мы с Переростком всего лишь пошутили на тему вечернего свидания Матвея Егорыча с любопытной бабой.

Судя по тому, что наша возня возле кладбища внимания не привлекала, дед Мотя все сделал по уму.

И вот теперь, с хрен его знает, какой попытки, моя лопата однозначно ударилась о что-то железное. Андрюха тут же подскочил, бросив копать свой квадрат. Мы даже придумали официальное оправдание, если наутро возникнут вопросы, какого черта земля рядом с погостом перекопана. Скажем, мол готовим территорию для глобальной работы с разрушенной церковью. Все равно никто не разбирается в этой теме.

— Жорик, неужто, правда нашли? — Андрюха поднял на меня взгляд.

Ночь была удивительно лунная. Я видел хорошо и самого братца и яму, которую выкопал. Из земли торчал кусок какой-то металлической коробки.

— Хрен его знает, Андрюх. Давай рыть дальше.

Мы подкопали еще, а потом вытащили на свет божий реально коробку. Вернее, банку. Она была похожа на упаковку из-под маленьких сосательных конфет. Монпансье, кажется. Так, вроде, называются. Внешне — очень грязная, вполне логично, и старая. Я даже не мог рассмотреть, что конкретно изображено на крышке. Увидел только одну затертую букву "ять". Но тоже не показатель древности. Может, просто такое оформление. Сделали надпись, например, с намеком на старину.

— Ну… — Андрюха потер руки. — Открываем. Эх, Жорик, аж страшно. Вдруг и правда там что-то есть.

Я осторожно тряхнул коробку. Тяжёлая. Прям сильно тяжелая.

Мы с братцем отложили лопаты и уселись на землю.

— Ну…Давай. — Переросток вздохнул а потом, что было очень неожиданно, перекрестился. И меня перекрестил. И коробку.

Крышка поддавалась с трудом. Она будто прилипла намертво. Я так понимаю, сказалось долгое лежание в земле.

Когда удалось все-таки ее открыть, мы охренели. Оба.

Там лежали монеты. Такие же, как нашел Семен.

— Мандец…

Не знаю, кто из нас первый сказал это вслух. Или оба. Одновременно.

— Жорик… Это что ж…Правда клад?

Мы с Переростком снова уставились друг на друга.

— Да что ты заладил. Откуда я знаю? Я их, что ли, тут зарыл? Получается, и правда клад. Монеты царские. Наверное, когда шел процесс установления новой власти, кто-то их тут спрятал в надежде, что вернется и заберет обратно. Историю хорошо учил? Особо никто не верил, что большевики надолго. Кроме самих большевиков. Андрюх, ты давай, зарой немного все, что мы раскопали. Так, хоть… Землёй прикидай. Я пока тут приберусь.

Братец кивнул, вскочил на ноги и кинулся уничтожать следы нашего кладоискания.

Я повертел коробку в руках. Подумал, буквально одну секунду, а потом, пользуясь тем, что Переросток отвлекся, хапнул горсть монет и сунул ее в карман. Некрасиво? Возможно. Подло? Наверное.

Но, осмысляя все, что произошло в последнее время, я точно знал, ни Андрюха, ни Матвей Егорыч, ни уж тем более Семен с его детским максимализмом, моих слов не поймут. Если я предложу им либо спрятать клад до тяжелых времен, либо разделить его на всех, они сто процентов заартачатся. Нет. Точно не поймут.

Андрюха такой же чистоплюй, как и дядька. Он еще молодой, во многом раздолбай, но честность у него и порядочность на уровне с отцом. Матвей Егорыч…Да в принципе то же самое. Что бы он не говорил, как бы себя не вел, но дед — настоящий человек. И за сына он себя винит в первую очередь, кстати. Прям поедом ест. Хотя, виду не показывает.

Закрыл коробку, поставил рядом и шустро принялся закидывать землю.

Как только закончили, быстро рванули в сторону дома. Я старался идти так, чтоб в кармане не звенели монеты. Не знаю, сколько именно я хапнул, но точно не мало. Этого должно хватить на начальном этапе. Особенно через одиннадцать лет. Их цена подскочит еще выше. Они станут стартовым капиталом. Не для меня, для отца с матерью. Насчёт себя, вообще пока ни черта не знаю.

Глава 24. О том, как удачно можно вовремя подстраховаться.

Утром собрался, пока Семен и Андрей спали. Коробку мы спрятали в сено. У Младшенького чуть приступ нервический не случился, несмотря на юный возраст, когда он увидел монеты.

— Я говорил, говорил! — Сенька подпрыгивал на месте, пару раз даже ударившись башкой о деревянную балку. — А вы мне не верили. Думали, я ненормальный.

— Верили, Сеня, верили. Ты только не ори на всю деревню. — Я запихнул коробку в самый дальний угол, как можно глубже.

— Когда всем объявим? — Семен светился от счастья. Он был готов бежать к председателю, а потом в любую газету союзного значения прямо сейчас.

— Погоди…Я утром съезжу кое-куда. Затем, наверное, точно не знаю, но думаю, что скорее всего, приедет этот…Аристарх Николаевич.

— Отец? — Семен перестал скакать и посмотрел на меня с сомнением. — Зачем? Он же только был у нас. Отец не любит деревню. И вообще. Почему ты решил, что он приедет?

— Да так…не забивай голову. Есть предчувствие просто. В общем, давайте этот день переживём, а потом тогда, если все нормально, объявим.

— Погоди. — Андрюха взял меня за предплечье. — Что-то может быть ненормально?

— Блин…— Я на секунду задумался, соображая, насколько можно втянуть в это братца. — Андрей, у меня есть огромная просьба. Если вдруг что, помнишь Серегу? Того, который с Аллочкой теперь мутит. Ты просто имей в виду, он мне не чужой человек. Если ему понадобиться помощь и ты сможешь это сделать, помоги.