Ибо не хрена сиськи мять. Тут вон, один день веселее другого. Мало ли, что завтра случится. Нет. Ждать больше нельзя.

— Это как? — Переросток, конечно, от моей прыти офигел.

— Как…

Я завис, соображая. Действительно, как? Опять все упирается в этот долбаный транспорт. Одна машина на всю деревню, и та — служебная. Два мотоцикла. Причем, ни у Ефима Петровича, ни у Лидочки я не могу его попросить. Зато велосипедов — навалом. Но к велосипедам у меня выработалась устойчивая неприязнь.

Я посмотрел на деда Мотю, который, задумавшись, пялился в сторону входной двери, закрывшейся за Семеном. Насколько могу предположить, скорее всего Матвей Егорыч сейчас соображает, как бы перерыть участок рядом с церковью, не привлекая при этом внимания.

— Как себя чувствует Ваша лошадь? — Крикнул я ему. Расстояние между нами было приличное, поэтому пришлось чуть повысить голос.

Дед сразу сделал "стойку" на мою фразу. Естественно, он за это время тоже успел понять, вот уж точно здоровье кобылы меня волнует мало. Значит, на самом деле, имеется какой-то интересный план.

— Чего задумали? — Матвей Егорыч шустро присоединился к нам.

Я в двух словах объяснил, что требуется, теперь деду Моте. Тот пришел буквально в восторг. Заявил, будто я, Жорик Милославский, добрейшей души человек, а он, Матвей Егорыч, самый настоящий Купидон. Устраивать личную жизнь двух людей, нуждающихся в помощи — его секретное хобби.

Честно говоря, в тот момент я испытал все-таки легкое волнение и тревогу. Просто у нас уже были и профессиональный самогонщик, и профессиональный охотник, и даже рыбак. Чем закончилось, дело известное. Теперь, блин, профессиональная сваха появилась.

Успокоил себя тем, что в этой ситуации испортить процесс невозможно. Потому как мой план — гениальный.

Выглядел этот план следующим образом. Матвей Егорыч везёт нас в Квашино. Там мы оставляем Андрея. Братец топает к Аллочке домой и приглашает ее прогуляться. Мы тем временем, мчим в Воробьевку, хватаем Серегу и везем его к месту прогулки. Спасителю невинных девиц скажу, будто услышал совершенно случайно о развратных планах Андрюхи и бросился предупредить друга, влюбленного в девушку, чьей наивностью хочет воспользоваться Переросток. Честно сказать, Серега сам в наивности не особо ушел от невинных девиц, поэтому не было ни малейших сомнений, он поверит.

Соответственно, отец является в нужный момент, как воплощение мужественности, брутальности и сексуальной мечты, а потом спасает мать. Аллочка видит это, влюбляется и остается с отцом навсегда.

— Ой, не знаю… — Засомневался Андрюха.

— Чего ты не знаешь? А? Тут людям помощь требуется. Они, может, хотят быть друг с другом. Им, может, на роду написано создать ячейку общества…— Тут же принялся выговаривать братцу Матвей Егорыч.

— Так, если на роду́, они и будут вместе. — Резонно заметил Андрюха.

Нет, доля истины в его словах была, конечно. Вопрос в том, написано ли. Теоретически, они итак должны быть вместе. Но опять же, теоретически, меня, например, тут быть не должно. А я есть. Сижу себе спокойно в теле Жорика Милославского. Так что, оставлять все на самотек не рискну. Тем более, вообще непонятно, что случится, если мать с отцом пойдут разными дорогами. И проверять это я не хочу.

— Короче… Ты Аллочке счастья желаешь? — Пошел я ва-банк.

Андрюха задумался на несколько минут. Потом решил, что, наверное, желает. Она — хорошая. И ему лично ничего плохого не сделала.

— Вот и чу́дно. Значит, поступаем следующим образом. Вы идите за телегой и лошадью. — Я посмотрел на Матвея Егорыча, чтоб он точно понял, кому предназначаются слова. Потом перевел взгляд на Андрея. — А ты переоденься.

— Имеешь в виду, надо выглядеть первым парнем на селе? — Братец приосанился и поправил чуб.

— Наоборот. Нацепи что-то подебильнее. Конечно, Аллочка вряд ли разбирается в веяниях моды, но лучше, если ты явишься, например, в грязных штанах или несвежей рубахе. У нас цель — устроить личную жизнь Сереги, а не твою.

— Ясно… — Братец немного загрустил. Ему, очевидно, помочь неведомому Серёге хотелось, а вот выглядеть идиотом, не особо. Но спорить Переросток не стал.

Отправился в дом, откуда через некоторое время появился с кислым лицом. На нем были трико, в которых он обычно убирает у скотины, и рубаха, несвежесть которой я заметил сразу же, как только братец вышел на крыльцо. Причем не только по внешнему виду, но и по запаху.

— В корзине с грязным бельём откопал. — Пояснил Андрюха, заметив, что я непроизвольно скривился. — Пойдёт?

— Отлично! Двинули. — Я направился к калитке, собираясь выйти на улицу.

Матвей Егорыч отправился домой, еще до того, как братец ушел переодеваться. Так что надо было поторопиться. Мы договорились встретиться на выезде из Зеленух.

В принципе, я был доволен, что время не будет потрачено впустую. Пока маман приходит в себя, как раз подтолкну родного отца в нужном направлении.

Глава 11:О непредвиденных обстоятельствах и деревенском детективе.

Дед Мотя вздохнул, снял кепку и вытер ей лицо. Хотя, если честно, потел не только он, но и я. Просто не вытираться же мне дедовой кепкой. Своей кепки не имеется. А жаль.

Андрюха, наверное, тоже изрядно нервничал, но по его лицу, испачканному грязью и каким-то дерьмом, ни черта не было понятно.

Ефим Петрович сидел напротив нас и молчал. Тяжело так молчал, нехорошо. Со значением. Это нервировало гораздо больше, чем если бы он кричал.

— То есть… — Начал все-таки участковый, — Родной деревни вам стало мало и вы решили отправиться на гастроль. Я верно понимаю?

Мы втроем одновременно выдали тяжелый то ли вздох, то ли стон.

— Ефим… — Матвей Егорыч попытался высказаться за всех, но тут же заткнулся.

Просто участковый посмотрел так, что дед Мотя забыл не только свою заготовленную речь, но и вообще, наверное, в принципе все русские слова. А это, знаете ли, плохой признак.

— Ты, Матвей Егорыч, лучше молчи. Христом богом прошу. Я держусь из последних сил. Должностному лицу при исполнении нельзя бить нарушителей порядка. Даже если очень хочется. А могу тебе сказать, хочется так, аж судороги у меня начались. Потому что простого, нормального языка вы не понимаете. Этот как оказался с вами? Кто он, вообще?

Ефим Петрович ткнул пальцем в Серёгу. Отец сидел с самого краю. На последнем в ряду стуле. Батя в такой замес попал впервые, поэтому таращился на участкового испуганным взглядом и вообще не соображал, как себя вести.

Затык с речью у Сереги начался еще на этапе выяснения его личности, потому что кроме имени он ничего больше выговорить не смог. Наверное, от стресса.

Хотя, надо признать, мы, будучи рецидивистами в глазах участкового, ито нервничали. Судя по его выразительной физиономии, терпение Ефима Петровича подошло все-таки к концу.

Тем более, в этот раз, кабинет, где мы расположились, находился даже не в родных Зеленухах, а в отделении милиции Воробьевки. Растем, ешкин ты кот.

— Это Сергей. — Ответил я на вопрос участкового.

— То, что он — Сергей, уже понял. Еще с первого раза. Хотелось бы более детальной информации. Как этот бедолага оказался с вами? И на кой черт он сцепился с Андреем? И зачем Андрею была нужна эта про́клятая коза? — Ефим Петрович посмотрел с тоской сначала на Серегу, потом на братца.

Грязь на Переростке уже засохла и даже перестала отваливаться комьями. Выглядел он, конечно, специфически. С макушки до самых пяток братец был извазюкан так, будто его случайно уронили в яму с дерьмом. Хотя, по сути, это совсем недалеко от истины.

А все начиналось очень даже хорошо.

Матвей Егорыч подобрал нас с Андрюхой на оговоренном месте. Внешний вид Переростка он оценил и ржал до самой Станции, то и дело поддевая Андрюху на предмет его наряда. Мол, всякое он видел, но чтоб на свиданку так одевались, это, конечно, удивительный случай. Надо было для полноты картины коровьим дерьмом обмазаться.