— Ты имя мое забыть боишься? Или совесть мучает? А все из-за тебя. Да. Пирожки твои, с яйцами. Ох, ног не чую…Вот давай теперь, веди меня в больницу.

— Матвей Егорыч! Жорик! — Девчонка пыталась поднять братца с земли и попутно говорить с нами.

Выходило это у нее не очень. Как только она подтягивала Андрюху вверх, тот сразу же оседал обратно. В итоге Наташка закинула одну его руку себе на шею, чтоб он хотя бы просто стоял. Хорошо, время раннее…Ну, как раннее… Для села уже вовсю рабочее. Короче, хорошо людей на улице особо не было. А то собрали бы мы кучу зрителей. Очень натурально Андрюха изображал страдания.

Наташка, естественно, не видела самого главного. Как только она отвлекалась от братца, тот довольно скалился в мою сторону и подмигивал.

Дело в том, что, когда мы шли к сельсовету, я напомнил Андрюхе, он должен отвлечь девчонку. Это — его прямая и очень важная обязанность. Кстати, совершенно не прогадал, что напомнил. В машине Наташка несколько раз неоднозначно намекнула, мол, корзина тяжёлая, ей понадобиться помощь. Мужская. Чья-то… Но когда Переросток предложил свою кандидатуру, она тут же нашла причину отказаться. Выяснилось, что бабушка, которая является матерью Николая Николаича и бывшим председателем Зеленух, страсть как не любит Андрюху. Прямо на дух не выносит. Прямо видеть его не желает.

— Чего это? — Искренне удивился братец.

— А ты вспомни, до того, как она в Воробьевку переехала, сколько раз от нее люлей отхватывал пацаном. Особенно за яблоки, которые таскал с сада Григорьевны. — Ответил вместо Наташки дед Мотя.

В общем, все сходилось к тому, что Андрюха проводить девчонку не может. Матвей Егорыч сразу сослался на встречу в музее. Семена вообще никто не рассматривал. Ясен пень, оставался только я. Как неожиданно.

— Да ты не волнуйся, Жорик. — Наташка погладила меня по плечу. Будто собаку за хорошее поведение, отвечаю. До башки просто не дотянулась. Я сидел за рулём, а ее со обеих сторон зажали Переросток и Сенька. — Мы сначала к Нине Григорьевне сходим. Я гостинцы отдам. А потом по твоим делам. Куда ты там собирался? На почту?

Короче, ожидаемо. Меня снова пытаются взять под контроль. Желающих только чего-то до хрена. Правда, Наташкины мотивы пока не могу понять. Внешне она особого интереса в мою сторону больше не проявляет. Наоборот. Будто вообще ей пофиг. В то же время, то сцены закатывает, то следит по ночам. Теперь, вот, в Воробьевку поперлась. Очень сомневаюсь, что пирожки, молоко, масло, что там ещё, было нужно тащить именно сейчас.

В общем, Андрюха, походу, приступил к реализации своего плана по отвлечению Наташки. Он сразу говорил, мол, по дороге что-то придумает. А тут — девчонка со своей корзиной. Братец, видимо, решил, зачем пропадать такой отличной возможности.

Соответственно, когда мы оказались на месте, Переросток выполнил нашу договоренность. Он не нашел ничего лучше, как изобразить из себя пострадавшего. Поэтому весь этот цирк, который перед нами разыгрывался сейчас, цирком и был.

— Ты меня покалечила, тебе со мной идти. — Заявил Андрюха, а потом ещё крепче ухватился за Наташку.

— Но как же так… А Жорик вон… Давай мы сейчас быстро отнесем корзину бабушке и все. Потом с тобой оба будем. А уж после больницы можно и на почту. — Девчонка от Переростка подставы явно не ожидала, поэтому искренне верила в происходящее.

Она даже предположить не могла, что братец способен ее так обманывать. Разрывалась между необходимостью выполнить поручение отца, находиться рядом со мной и чувством вины перед Андрюхой.

— Ты издеваешься? — Поинтересовался Переросток. — Пока мы дотелепаем до твоей бабушки, к которой ты меня в дом завести не можешь, я пять раз помру. А потом? Вы, значит, к Нине Григорьевне, а я? Под забором бросите?

Наташка растерянно смотрела на меня. А я что? Я ни при чем. Сама наворотила дел. Сама сказала, что Андрюхе к этой загадочной родственнице дорога заказана. Там у бабушки, походу, правда, как в сказке, и самые большие уши, и самые большие глаза, и самые острые зубы. Вот пусть теперь выкручивается.

— Наташ, в самом деле. Твои же слова, что Андрею туда нельзя. Не любит сильно его твоя Нина Григорьевна. Так что, отличный расклад. Ты берешь нашего страдальца и идёшь с ним в больничку. Из вашего разговора, так понимаю, она в Воробьевке имеется. Это уже хорошо.

Я покрутил головой. По идее, учитывая, что в провинции есть удивительная тяга все мало-мальски нужные заведения пихать в центр, где-то здесь должна быть, неподалеку.

— Знаете что … — Девчонка поняла, эту битву она проиграла. — А пирожки?

— А пирожки, Красная шапочка, я сам отнесу бабушке. Она же бабушка? Не волк? Не сожрёт меня? Адрес говори.

Матвей Егорыч громко хохотнул, оценив шутку.

— Не могу … Сил нет…Что ж это делается… Я ведь такой молодой… Жил бы да жил… — Пошел на новый круг завываний братец.

— Ой, все! Аж зубы от него сводит. Разбирайтесь тут сами. Мы с пацаном в музей. Пусть посмотрит, как отбивали у фашиста родную землю.

Дед Мотя ухватил за шиворот Сеньку, развернул его на сто восемьдесят градусов и придал младшенькому верного направления, путем ощутимого толчка в спину.

Я подошёл к девчонке, которая придерживала висящего на ней Переростка. Смотрелось, конечно, очень смешно. Андрюха, два метра росту, и Наташка, полтора вершка по сравнению с ним. Как она не понимает, если бы братцу реально было плохо, хрен бы его удержала.

— Ну, вы, давайте, в больницу. Я — на почту. Встречаемся здесь. Через пару часов.

— Что ты будешь два часа на почте делать? — Тут же взвилась Наташка.

— Марки клеить. Письма писать. Что ещё на почте делают? Адрес говори. Или бабушка уже никого не волнует?

Пора валить. Пока девчонка не плюнула на Андрюху с его страданиями и не увязалась, один черт, за мной. Вообще, странная какая-то прилипчивость. Ты посмотри, отчёта требует.

Я подхватил корзину и быстрым шагом направился к зданию, на котором висели нужные мне буквы.

— Улица Космонавтов, дом двенадцать. — Крикнула вслед девчонка.

Ну, неужели. До последнего держалась, упрямая.

Шел, не оглядываясь. Только рукой махнул, типа, услышал, понял. Ещё корзина эта дурацкая. Как она ее вообще из дома тащила? Неподъемная, отвечаю.

Здание почты было двухэтажным. Так понимаю, скорее всего, там ещё какая-то контора располагается.

Заскочил в дверь и притаился возле большого окна с занавеской. Андрюху и Наташку было отсюда видно хорошо. Девчонка вздохнула, что-то сказала братцу, а потом они направились в противоположную сторону. Ну, слава тебе Господи.

Я дождался, пока эта колоритная парочка вообще исчезнет из вида, затем выскользнул на улицу.

Дорогу к дому, где живёт Серёга, помнил хорошо. Туда и направился, пока ещё чего-то не произошло. Сначала проведаю отца, потом пойду к Нине Григорьевне. А то знаю я эту историю. Сейчас понесешь пирожки, по дороге что-то обязательно случится. И хрен мне опять, а не батя.

До места назначения добрался быстро, без приключений. Калитка была открыта, как всегда. Я вошёл во двор, поставил корзину на землю. Плечи ныли, потому что приходилось тащить эти чёртовы пирожки, попеременно перекидывая из одной руки в другую.

Поднялся по ступеням и толкнул дверь.

Отца увидел сразу. Он меня тоже. Не знаю, почему, но сердце как-то ёкнуло.

— О…Жорик! Привет. А я уж думал ты не придёшь. Здорова. Проходи!

Блин… Он обрадовался мне. Реально обрадовался. По-настоящему. У него даже выражение лица изменилось.

— А я вот читаю… — Отец сидел за столом. Перед ним лежала целая гора книги тетрадь с каким-то заметками.

— Да были дела. Что-то навалилось все, не разгребешь…

Я вошёл в комнату, оглянулся в поисках подходящего места, куда приткнуть свой зад.

— Эх… Как же весело ты живёшь! — Улыбнулся батя. — Видишь, столько дел, что и вырваться некогда.

— Да куда уж…

Сам подумал, знал бы ты, папка, какие дела, офигел бы. Хрен мы с тобой вот так спокойно сидели бы и разговаривали. Уже в психушку меня сдал бы. Как человека, страдающего биполярным расстройством личности. Хотя, даже нет. У меня их, по сути, вообще две. Просто одна совсем неактивная. Думаю, умер, все-таки Милославский в тот момент когда меня закинули в него. Это, конечно, странно, что причиной послужил какой-то нелепый удар головой, не особо даже сильный, но тем не менее, выходит так.