Я все могу понять. Сам исполнял в прошлой жизни, мама не горюй. Но следов нигде не оставлял. Да и так. Со всеми своими пассиями расставался нормально. Либо, сразу говорил, сорян, нас объединяет только приятное времяпрепровождение. Так, между прочим, головной боли гораздо меньше. Телочки если что-то себе и придумывали, то тут уж, извините, моей вины нет. Короче, козел наш папенька ничуть не меньший, чем маменька стерва. Верно сказала мать Николаича. Нашли друг друга. Идеальная пара.
Мать Николаича… Мне снова вспомнилась эта весьма колоритная старуха, Нина Григорьевна.
Ведь она знала Аристарха. Точно знала. Так… И что это даёт? Очень много, если заставить Нину Григорьевну рассказать все, что ей известно. А известно ей много, это факт. Однако, слова "заставить" и "Нина Григорьевна" очень плохо совмещались друг с другом. Особенно в моем представлении. Быстрее, Нина Григорьевна сломает мне руку. Или ногу. Если я попробую на нее давить. Буду тогда скакать с Андрюхой на перегонки по Зеленухам. Нет. Силой тут ничего не добьешься. Надо действовать хитростью.
К примеру... Есть Наташка. Ее старуха очевидно любит. Раз поехала в Москву маман просить о помощи. Вот с кем надо поговорить и заручиться поддержкой. С девчонкой. Точно. Вдруг она сможет мне помочь наладить контакт с Ниной Григорьевной.
Все это я осмыслял, пока мы с Матвеем Егорычем и Андрюхой двигали в сторону кладбища. Разумность доводов деда Моти была нами в итоге признана и мы пошли на погост, чтоб уничтожить следы своего там не совсем законного пребывания. Ну, и заодно создать для Ефима Петровича видимость активного труда вокруг разрушенной церкви. Насчёт этого дед тоже прав. Участковый теперь не отстанет. Надо просто появляться рядом с разрушенным храмом, соответственно задаче, которую обозначил Ефим Петрович. Так оно спокойнее.
— Эх… Одни нервы … — Протянул вообще ни к чему Матвей Егорыч. Хотя, его никто ни о чем не спрашивал.
Мы в этот момент шли по улице, уже приближаясь к деревенскому кладбищу.
— Чего это Вы? — Поинтересовался Андрюха.
Братец запыхался бежать с нами вровень. Лицо у него было красное и потное. Хотя, по идее, должен уже к костылям приноровиться. Вообще, если так рассудить, у него сейчас три ноги. Сломанную не считаем. Я предлагал ему остаться дома, между прочим. И он изначально тоже склонялся к этому. Но как только мы вошли во двор, вернувшись с пруда, из калитки, показалась Ольга Ивановна, а на крыльце нарисовалась маман, которая держала в руках бутылку с водой и какую-то цветастую тряпку. Точно собралась заниматься спортом.
При виде этих двух женщин Переросток резко передумал. Заявил, будто без него нам точно не обойтись. Честно говоря, будь у меня выбор, остаться в компании соседки и госпожи Милославской или хреначить на одной ноге в другой конец села, я бы выбрал второй вариант. Для психики это гораздо безопаснее.
Ещё с нами увязался Семён. Причем, Светланочка Сергеевна очевидно пришла к выводу, что Зеленухи уже запустили свои ядовитые щупальца в пацана. Один он натворит гораздо больше бед, чем с нами. Поэтому, не просто разрешила Младшенькому отправится на погост, но и даже сильно на этом сама настаивала.
Сенька шел молча. Периодически только с опасением поглядывал на деда Мотю. Потому как тот, с абсолютно серьезным лицом, сказал, если Семён опять что-то натворит, то его ждёт самая настоящая клизма. Для очищения, так сказать, организма. Просто в этом организме очень много лишнего. А именно — дури. Мы-то с Андрюхой уже взрослые, нас не переделаешь. А вот спасти Младшенького пока ещё возможно. Ну, это тоже по утверждению Матвея Егорыча. Мол, как забомбит он Сеньке пару штук очистительных процедур, сразу вся глупость из головы выйдет. Причем, выйдет естественным путем. Тем более, один черт, мозг у Семена расположен там же, где конечная точка очищения. То есть, на заднице.
Младшенький слова деда Моти особо близко к сердцу сначала не принял. Тем более, все это прекрасно слышала Светланочка Сергеевна. Но она в ответ на обещание деда Моти никак не отреагировала. Спокойно, как ни в чем ни бывало, встряхнула маленький полосатый коврик ручной работы, до этого момента спокойно лежавший у дядьки в сенях, расстелила его посреди двора, а потом встала в позу, которая у Матвея Егорыча вызвала резкий прилив крови к щекам.
Просто нагнулась вниз, оттопырив пятую точку, засунув голову между ног и ещё до кучи вывернув куда-то руки. Не знаю, что это за советская утренняя гимнастика, конечно. Внешне сильно напоминало йогу, которую в прошлой жизни обожала моя старшая сестрица. Но, если мне не изменяет память, в Союзе она была запрещена. Эта совершенно бесполезная информация имелась в моей голове благодаря тоже сестре. Она не просто увлекалась самой йогой, но и историей ее появления.
— Чего это она? — Тихо спросил меня Матвей Егорыч, скромно пряча глаза в землю.
— А… Да это мама тянет мышцы. И вообще все тело. — Отмахнулся Семён. — Она всегда так занимается. Ещё может дышать громко. Погодите, скоро начнет.
Ровно в этот момент Милославская реально задышала. Причем с такими характерными звуками, что покраснел уже Андрюха.
Одна только Ольга Николаевна, стоя у своей калитки, наблюдала за действиями Светланочки Сергеевны с интересом.
— Вот… А говорят, Москва людей не портит. Ты посмотри, до какого безобразия Светка дожила…— Сказала соседка в воздух, наверное, сама себе, и покачала головой.
— Зато проживу много лет и умру красивой. А Вы — вечно злая, недовольная тетка. — Раздался приглушенный голос маман. Учитывая, какой частью она к нам стояла, возникало ощущение, что ей же она и говорит.
— Срамота-то какая… — Заявил Матвей Егорыч и для надежности даже закрыл Семёну глаза рукой. — Ты ма́лой лучше не смотри. Плохо это, родную мать в таком состоянии видеть. Пойдем-ка и правда с нами.
Дед потянул Сеньку со двора.
— И правда, сынок, иди со старшим братом. — Поддакнула Светланочка Сергеевна, а потом, наконец, выпрямилась. Но лишь для того, чтоб усесться на задницу и закинуть одну ногу себе на шею.
— И точно, срамота, — Согласилась Ольга Ивановна.
Но уходить не торопилась. Либо ей было интересно, на что ещё способна Милославская, либо она ждала, когда у маман что-нибудь заклинит от столь замысловатых поз. Андрюха молча, без слов, рванул за нами.
И вот теперь мы шли в сторону погоста. Вчетвером.
Семён из опасения всё-таки получить обещанную Матвеем Егорычем клизму, молчал. Переросток тоже. Ему клизму никто не обещал, но он явно задолбался прыгать. Я, соответственно, думал о сложившейся ситуации. Разговорчив был, как всегда, только дед Мотя.
— Думаю, надо нам отдохнуть от трудов этих тяжких… — Заявил он вдруг многозначительно.
— Во как. А Вы переработали где-то? Я как не гляну, все время с Жоркой и Андреем крутитесь. — Семён был совершенно искренен в своем удивлении.
— Я вот щас кому-то сделаю… — Начал Матвей Егорыч.
— Да понял, понял. Просто спросил. — Сенька снова замолчал. Угрожающий его организму призрак клизмы делал свое дело исключительно хорошо.
— Так вот. Что я думаю. Стресс и нервы до хорошего не доведут. Надо нам устроить себе настоящий отдых. Мужской. Мое предложение следующее. Первое июня, это у нас уже было давным-давно. Так? Так. — Дед Мотя ответил сам, не дожидаясь нашей реакции на его вопрос. — А первого июня у нас что?
Мы продолжали молчать, топая рядом с Матвеем Егорычем. Просто по логике вещей, он снова должен был сам же и ответить.
— Что я спрашиваю у нас первого июня, оболтусы?
— Ааааа… так Вы спрашиваете. Не знаю. — Я пожал плечами.
Это Зеленухи, тут первое июня может означать, что угодно: местный праздник, день рождения Лютика, просто конец света, предсказанный индейцами Майя лично Зеленухам. Ну, уж день защиты детей в стране ещё не придумали. Наверное.
— Плохо, Георгий. Ну-ка, Андрей. Не подведи. Матвей Егорыч переключился на братца. Тот вообще уже ничего не хотел, кроме одного — добраться быстрее до кладбища и притулить где-то свой зад. Мы и правда шли достаточно быстро, но из принципа Андрюха не возмущался, хотя очевидно устал.