— Вы же сказали, в кино пойдете? — Резонно заметил Андрюха.
— И это тоже. Тем более. Сначала встретиться, потом в кино. А Семена я куда дену? Иди домой! — Теперь дед Мотя снова говорил с Сенькой, который упорно продолжал тянуть дверь на себя.
— А я матери все расскажу! — Семен резко отпустил ручку и сделал шаг назад. Смотрел он при этом на меня. С вызовом. Еще и руки на груди сложил.
— И что? — Осторожно поинтересовался я у младшего братика.
— Ничего. Все ей расскажу. И про клад тоже. Вот как только проснется, сразу и расскажу.
Малолетний хам просто откровенно нас шантажировал. Услышав про клад, Матвей Егорыч моментально загрустил.
— Ну, не знаю… — Он почесал одну бровь указательным пальцем. — В принципе, думаю, сильно не помешает. Сходим с ним в кино…
В общем, через пять минут мы выехали из Зеленух полным составом. Хотя, я, например, сильно был зол. Рядом с Матвеем Егорычем сидел довольный Семён. Переросток крутил баранку. Мне пришлось занять пассажирское сиденье.
Ехать было скучно. Поэтому Андрюха принялся вспоминать тот самый поход Матвея Егорыча в театр.
— Он меня убедил, мол, в театре никогда не был. А у Николаича одно время заскок приключился. Хотел, чтоб мы культурно просвещались. В Воробьевку начали артистов приглашать. Так он, назло Лиходееву, раздобыл нам билеты в театр. Балет там, значится, шел. "Лебединое озеро". Так, вроде. Я его, правда, ни черта не понял. Бегают все на цыпочках…
— Вот дурак ты, Андрюха. — Дед Мотя потянулся вперед и постучал костяшками пальцев братцу по башке. — Я ж тебе сразу сказал. Лебедей много. Значит, весь двор в говне. Вот они и бегали на цыпочках. Соображать надо.
— Ага. Помню. Вы еще это на весь зал обсуждали. Я после того похода вообще с вами зарёкся куда-то ходить в приличное место. Да и Зинаида Стефановна тоже. Помните, как она Вас из театра своей кофтой гнала. Лупила по спине. И Николаичу больше билеты не давали. После Вашего выступления. Ты знаешь, что там было? — Андрюха со смехом толкнут меня в плечо.
Я ответил, что конечно не знаю, откуда мне знать. Семен уселся сразу поудобнее и приготовился слушать. Дед Мотя, правда, высказался против, заявив, мол, кто старое помянет, тому глаз — долой. А если Андрюха не заткнется, так ему сразу оба. Два. Но братца уже было не остановить. Видимо, на самом деле, культурное мероприятие вышло у них запоминающимся.
— Сначала деда брать не хотели. Все же знают, где Матвей Егорыч, там обязательно что-то через одно место пойдет. Ну, он, значит, всем нервы вытрепал. Мол, перед смертью театр ему надо посмотреть. Вот ровно, как сейчас. В конце концов, решили, проще его с собой взять. Ток баба Зина тоже поехала. А то, говорит, я своего театрала буду ждать, как с войны. Лет пять. Вот представь. Сидим в зале…Медленно гаснет свет. — Андрюха поднял одну руку, выставив ее вперед. Видимо, для лучшей передачи атмосферы. Второй продолжал крутить руль. — Матвей Егорыч, который уже успел наведаться в буфет, это место он сразу разыскал, немного задремал. А тут, значит, народ в ладоши то захлопал. Они все время там хлопали. Дед наш глаза открывает, а вокруг — темно. Не долго думая, очень громким шепотом произносит: "Кто здесь?!!" Все это в полной тишине. Зал начинает хрюкать куда-то в коленки, понял? А потом просто ржать. Потому что баба Зина, которая рядом сидела, так же громко ответила, "Конь в пальто. Спи, давай. Театрал хренов". Спектакль не могли начать минут десять. Он же, вроде, про страдания. А куда там страдать, если все гогочут, как кони. Это ладно. Началось же вот оно самое … балет. Бегали они бегали, прыгали, прыгали, а потом, значит, наверное, самая главная сцена. Я, если честно, ни хрена не понял. Кроме того, что эти товарищи в трико приехали из каких-то Синих Липягов. Вот оно че и достались так легко билеты председателю. Там такие актеры, которых у нас и в Зеленухах полно. Самое интересное началось минут через десять. На середину выбежал плюгавый мужичок. Ну, росту в нем сантиметров, может, сто семьдесят. И это… трико. Это ж вообще страсть. Безобразно все обтягивает. Понимаешь, да? О чем я. Встал, значит, он в позу, вытянул правую руку. Должна женщина прибежать. Мы так поняли. Там то ли любовь у них, то ли страдания, хрен разберешь. И тут выходит она. Женщина, значит. Крепко сбитая, немолодая. У нас такие доярками в основном трудятся. Это чтоб ты представление имел, для сравнения тебе говорю. По росту и весу она прям раза в два больше своего трикошного лебедя. И вот представь. Она разбегается… Уже в этот момент я, например, понял, быть беде. Мужик ее хватает за талию и поднимает над своей головой в позе этой… ласточки. Так они стоят секунд пять. Она, значит, улыбается. Довольная, счастливая. Грабли свои раскинула. А мужику в трико — мандец. Он красный от натуги, пыхтит, кряхтит, но держится. И тут, представь себе, верхняя часть прекрасной половины ентого дуэта перевешивает и начинает крениться вперед. Часть зрителей то уже почти заснула. А тут сразу оживились. Мужик же этот, в трико, согласно всем законам физики, делает шаг вперед, дабы обрести равновесие партнерши. Понял? Но то ли шаг был маленький, то ли верхняя часть партнерши значительно тяжелее нижней, но... Она продолжала падать вперед. А трикошный, в свою очередь, предчувствуя все возможные последствия катастрофы, продолжал делать шаги вперед с растущим ускорением. Прям гонка тел какая-то. Он не учел одного — все на свете имеет свой конец. Это ж и ежу ясно. Конец пришел сцене. К тому моменту, когда он приблизился, конец сцены, мужик уже практически бежал. Летела и его лебедушка, широко раскинув руки и с застывшей улыбкой на лице. Подбежав в краю сцены, трикошный уже понял весь масштаб приближающейся катастрофы. Но, инстинкт самосохранения оказался сильнее. Понял? Он, значит, разжимает руки, во избежание совместного полета, и выстреливает несчастной бабой прямо в музыкантов, которые внизу сидят. В яме какой-то. Ох… надо было видеть траекторию ее полета. На лицах музыкантов — ужас. Ты представь, на них сверху эта лебедь падает. Народ в истерике. Большинство — откровенно катается под сиденьями. И тут, разбуженный шумом, проснулся наш дед Мотя. Вскочил на ноги и начал хлопать изо всех сил в ладоши. И орет, главное:"Браво! Бис!". В этот момент лебедь приземлилась на головы музыкантам. Понял? Это было…
Андрюха, не выдержал и заржал в голос. Сенька, кстати, на заднем сиденье тоже. Да я и сам похохатывал. Просто представил описанную братцем картину.
— Ой, ну зашлись, зашлись…— Насупился Матвей Егорыч. — Ты, Андрюха, можно подумать, сам не творил делов. Вспомни, как гусей покрасил.
— Ой, не могу…— Ухохатывался сзади Семен. — Расскажите.
— Че там рассказывать. — Братец тут же надулся. — Нечего рассказывать. Это стечение обстоятельств.
— Ага. Обстоятельств… Обстоятельств твоей дури и жопорукости. Летом дело приключилось... Были у них тогда гуси. А для того, чтобы отличать их от соседских, надо ж пометить птицу краской. Это же, хозяйственный, разыскал в сарае красной краски и нахерачил бедным птицам на спинах художественную роспись под Хохлому... Главное — от души, краски то не жалко ему, лишь бы гуси не пропали... Пошли гуси на реку.... — Матвей Егорыч замолчал, выдерживая паузу, — А вечером вся деревня полегла. Сначала с перепугу, потом от смеха. По дороге гордо вышагивала бригада ярко КРАСНЫХ гусей, явно польщенная оказанным ей вниманием… Так что, театр, это полбеды. Нечего мне эту историю теперь до конца жизни припоминать.
— Ды конечно. — Андрюха оглянулся на деда. — Поржали бы и все. Так Вы ж огоньку добавили. Помните, что сказали? "Ну все прям, как в гражданскую. Утром ушли "белые", вечером пришли "красные"...."
Вот так, под веселые истории, которые по очереди рассказывали то Матвей Егорыч, то Переросток, мы добрались до города.
Семена и деда доставили в центр. Прямо к тому самому кинотеатру.
Мы с Андрюхой поехали к нужному району. Еще с вечера братец выяснил у дядьки в разговоре, где именно они жили с маман, когда устроились на завод. Я был в предвкушении. Отчего-то казалось, эта поездка принесет плоды.