Вот казалось бы, ну, что в ее приезде могло быть необычного. Но нет. Было. Лера и Оля, застывшие по обе стороны от матери. Как двухголовая гидра, ей-богу. Только разделивашаяся на части. Я так понимаю, встретились они уже в части. Лица у них были, мягко говоря, недовольные. Явно ни одна, ни вторая не ожидали, что припрутся обе. Каждая верила, будто идея приехать на присягу, придет в голову только ей.
— Этого не хватало… — Буркнул я себе под нос, прекрасно понимая, разговоров по душам с матерью теперь не будет. Две влюбленные в Соколова особы хрен дадут. Судя по тому, как решительно они настроены, а я даже на расстоянии видел, там полная готовность к штурму крепости и желание убить врага прежде, чем этот враг добрется до вожделенной цели, наедине с родительницей время провести вряд ли получится.
В роли цели выступали, естественно, мы с Соколовым.
Началась сама Присяга. Солдаты громко, четко произносили важные слова.
"Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников…. "
Не знаю, что это было. Возможно, сказалось общее настроение. Но меня пробрало от того, насколько круто звучал тест Присяги. Он разносился над рядами солдат, пробирая до мурашек, до самого нутра. Я даже на какое-то мгновение поверил в то, что на самом деле являюсь тем самым гражданином Советского Союза, который вступает в ряды красной армии и клянется ценой своей жизни государство оберегать и защищать.
Даже пришлось надавать мысленно себе по башке. Очнись, мол, Стасик, тебе надо думать, как выбраться. Как вернуться домой. Что за дурь в голове. Чокнулся совсем в армии. Заразился, что ли, от всех этих сержантов, замполитов и Кирзачевых глупостью?
К счастью, процесс принятия Присяги закончился и нас ждала торжественная часть.
Проверяющий, кстати, приехал, как и было обещано. В количестве одного лица. Был он в звании майора и выражение физиономии имел такое, будто на его плечах, в принципе, держится вся армия Союза. Стоял рядом с замполитом, который только что хвостом землю не мел от усердия и желания выслужиться. Слушал внимательно, как мы повторяли слова Присяги, изредка кивая головой.
Вроде бы, по виду, доволен. А как не быть довольным, если мы херачили военную часть почти сутки. Каждый уголок, каждый кустик, каждый сантиметр. Блестело даже то, что априори блестеть не может.
Праздничная часть должна была пройти в актовом зале, который находился там же, где учебные комнаты. Небольшое помещение со сценой и рядами крайне неудобных, деревянных кресел.
— Соколов! Соколов, иди сюда. — Меня зазывал сержант Сидоров, активно размахивая руками.
Мы, участники этого мероприятия, собрались в маленькой комнатке, которую со сценой соединяла старая обшарпанная дверь. Номеров было не очень много, но они радовали своим разнообразием. Когда я говорю "радовали", то имею в виду, естественно, замполита. Он был счастлив продемонстрировать итог своей работы. Вот у него солдаты и поют, и танцуют, и читают стихи, и даже подготовили сценку.
Майор Золотнюк восседал в зале, в первом ряду, между проверяющим и командиром части, как мамаша, явившаяся на отчетный концерт своих деток. Взгляд его был преисполнен гордости. Плечи расправлены. Щеки покрыты легким румянцем удовлетворения.
— Так... Вот гитара. — Сидоров протянул мне инструмент. — Ты же репетировал? Или нужно еще повторить? Смотри, майор Золотнюк там исходится на гов… Нервничает, короче. С виду не скажешь, но я тебе точно говорю.
Я заверил сержанта, что все хорошо. Хотя, ничего хорошего не видел, если честно. Да, у меня была возможность проверить талант Соколова. Самое интересное, он реально имелся. То есть, я теперь, судя по тем звукам, который производил, являлся обладателем идеального слуха и достаточно приятного тембра голоса. Пел чисто.
На гитаре, если честно, играл еще в своей реальной жизни, в далёкой юности. Хотя, играл, конечно, слишком громко сказано. Брынчал. А вот теперь, вдруг оказалось, что знаю такие аккорды и переборы, которые только видел в интернете раньше. Как говорится, опыт не пропьёшь. Хоть Соколов сейчас не совсем Соколов, а точнее вообще не Соколов, память тела не подвела, работала отлично.
Я даже песню в итоге сочинил все-таки. Мы сделали это коллективно. Сидя в расположении, всей ротой. Слова "Родина", "партия", "армия" фигурировали там в каждой строчке. Правда, потом нас разобрало на приколы и мы начали сочинять смешные куплеты про всех офицеров военной части. Основная роль отводилась самым ярким моментам, связанным с их отрицательными качествами. Это было так весело, что даже сержанты присоединились, вспоминая случаи из их недавнего прошлого, связанного с частью.
Например, досталось прапорщику Иванову. Хоть он офицером и не был. Но личностью являлся одиозной по степени тупости, которую периодически демонстрировал. Этот товарищ олицетворял собой всех анекдотичных прапорщиков. Он говорил и вел себя так, что можно писать с него юмористические зарисовки. Мы, новобранцы, с прапорщиком Ивановым пересекались пока еще мало, но сержанты рассказали до хрена веселого. Многие фразы, ставшие легендой части, принадлежали именно ему.
Естественно, по замполиту тоже прошлись. Причем, мы в своих куплетах обходились без фамилий, но по описанию сразу становилось ясно, о ком идет речь. Образы сложились на удивление яркие.
В итоге, было решено оставить результат коллективного творчества на память потомкам. То есть следующим солдатам, которые займут наше место. Как руководство к действию, чтоб они понимали, с кем приходится иметь дело.
— Готов? — Спросил меня Сидоров и хлопнул по плечу. Это странно, но после того, как мы вместе сочиняли песню, он стал не то, чтоб лучше ко мне относится, но негатива я больше не чувствовал. От остальных сержантов тоже. Кроме, само собой, Злыднева. Этот по-прежнему, поедал меня глазами, вызывая четкую уверенность, наша с ним история не окончена. Выжидает, сволочь. А тот факт, что остальные сержанты подобрели, вообще вызывал у Злыднева зубовный скрежет.
Я ответил Сидорову, что готов, и полез в карман, собираясь достать листок, на котором были написаны слова песни и аккорды. Учитывая, что времени на подготовку выпало не особо много, с разрешения замполита, я должен был, как говорится, "читать с листа".
Проблема оказалось в следующем. Слова еще можно запомнить наизусть, но музыку, нет. Я, конечно, стал петь, как Соколов, но мыслить продолжал, именно, как Ткачев. И вот Ткачев в этой грамоте — ни в зуб ногой. Смотрел, играл. Убери у меня с глаз аккорды, стоял тупил, будто дурак.
Дабы процесс этот выглядел серьёзно, где-то, представить не могу где, раздобыли пюпитр. С другой стороны, в этом и есть специфика армии. Если надо что-то, чего нет, оно обязательно будет найдено и поставлено, куда требуется. На на пюпитр водрузили сборник каких-то нот, а свою шпаргалку я должен был положить сверху. Таким образом у проверяющего сложилось бы впечатление, что рядовой Соколов — просто охренеть, какой серьёзный музыкант.
— Черт… — Карман был пуст. Я полез в другой. Такая же история.
— В чем дело? — Сержант Сидоров сразу понял, что-то пошло не так, и напрягся.
— Листы со словами, аккордами. Похоже, остались в расположении... А без них я не смогу...
— Ну, ты даешь… Сейчас, погоди. Отправлю кого-нибудь. — Распорядился сержант.
Он исчез, оставив меня наедине с гитарой и нехорошим предчувствием. Как говорится, если процесс не задался сразу, обычно он идет через задницу. Мой жизненный опыт подсказывал, зачастую все так и бывает.
Неумолимо приближался черед нашего с Соколовым номера . Танцы станцевали, стихи прочли, сценку исполнили. Следующий — мой выход. Я нервничал. После случая с ночными пробежками сейчас не хватает накосячит с этой гребаной песней. Замполит меня сгноит за это. Просто сживёт со света.