Наркознвй докандылял до нас. Остановился. Посмотрел с надеждой и спросил.
— Мужики, закурить есть? Чуть не поседел, к чёртовой матери.
— Нету. — Я демонстративно похлопал по карманам и развел руками. — А что случилось-то?
— Да вообще…. — Наркозный тяжело вздохнул, а затем уселся на краешек скамейки. Теперь со стороны наша компания смотрелась так, будто я — строгий учитель, который сейчас будет ругать учеников. Передо мной на лавочке сидели трое. — Ужас…не вытерпел, пошел в туалет. Штаны снял, а… хозяйства нет. Не нашел свое хозяйство. Думаю, ну, все. Вот оно внизу болело. Эти живодеры все и отрезали. Побежал к заведующему. Спросить, что у меня вообще было. Оказалось, паховая грыжа. Ассистировали доктору, который делал операцию, практикантки. Они… В общем, по неопытности прибинтовали все мужское богатство к ноге. Дуры, чтоб их… А я главное халат распахнул, только собрался… А там — пусто… Ладно, раз курить нет, пойду прилягу. Аж голова кружится. От стресса.
— Разве ж это стресс? — Фомичев нервно хохотнул, сцепил пальцы между собой и несколько раз ими щелкнул. — Тут недавно знаешь, что было? Видишь, коридор у на длинный кишкообразный. По одной стороне все двери. Палата мужская, палата женская, палата мужская, палата женская… И вот представь. Ночь. Темно. Освещение только на посту медсестры и несколько дежурных лампочек. Мы спим. И вдруг раздается крик. Даже вопль. Вопль, исполненный непередаваемого ужаса. Все ж проснулись сразу. Не поймем, в чем дело. До утра строили версии. А утром выяснилось… Старая, слабая бабушка из женской палаты пошла ночью в туалет. Когда возвращалась, со слепу перепутала похожие одна на другую двери и спокойненько нырнула в мужскую палату. Подошла к «своей» койке. Приподняла одеяло, собралась продолжить прерванный сон. Это ладно. А теперь представь ужас мужика, которого разбудило ощущение прикосновения холодных рук. А когда он открыл глаза, увидел тощую, костлявую старуху с длинными седыми лохмами, закутанную в белый длинный балахон. Вообще, это была ночная сорочка. Но человек же не знал. Он себя ущипнул за руку. А видение не исчезло. Оно, кряхча и бормоча что-то себе под нос, у бабки еще и со слухом проблемы, пыталось залезть к нему под одеяло. Это-то его и доканало. Ну ясно, не так заорёшь если к тебе ночью придет «костлявая старуха».
— Да уж… Но я не против старухи, если сравнивать. Ладно. Пойду, мужики.
Наркозный поднялся со скамейки и направился к палате.
Мы, все трое, проводили его взглядами. Убедившись, что больше никто не мешает беседе, я снова переключился на Фомичева.
— Ладно, вернемся к нашим баранам. Так почему тебя так напугало появление человека из Комитета? Напугало же. Точно вижу.
Фомичев тяжело вздохнул. Помолчал. Потом все-таки ответил.
— Думал, по мою душу пришёл. Вот что. Он как только появился, у меня сердце зашлось. Решил, ну, все. Опять началось.
— Во как…– Мажор почесал нос. — А ты при чем? Говоришь, ментом был…ну, то есть в милиции служил.
— Да служил…ек-макарек. Лучше б меня там и не было. — Фомичев махнул рукой.
— Что такое? Проблемы какие-то приключилось? — Я снова наклонился ближе к жорикову соседу и заглянул ему в глаза.
— Эх… — Фомичев осмотрелся по сторонам. Народ по коридору ходил, но исключительно по своим больничным делам. — Ладно… Из 5-го отдела я. Из бывшего 5-го отдела…
Он замолчал. Мы с Мажором совершенно бестолково смотрели на него, ожидая продолжения. Потому что сказанное, не говорило вообще ни о чем.
— Ну, вы чего? Ждановская. Та самая.
И вот тогда до меня дошло. Убийство сотрудника Комитета ментами. Станция метро Ждановская, которая в нашу с Мажором бытность называлась уже Выхино.
— Ох ни хрена ж себе… — Я потер лоб, переваривая сказанное Фомичевым. — Так ты оттуда… Поэтому и уволился?
— Выбора не было. Я еще и дежурил в ту ночь… Черт меня дернул… А потом такое началось…
Мажор крутил башкой, глядя то на меня, то на Фомичева, и совершенно не понимал, о чем идет речь.
— Нет, не переживай. — Я похлопал бывшего мента по плечу. — Чекист к Жорику приходил. Там совершенно другая история. Но мы этих товарищей тоже страсть, как не любим. А они — нас. Вон, даже товарища моего прессуют.
— Понял… — Фомичев встал со скамейки. — Ну, и хорошо. А то я слегка испугался. Решил, снова будут расспрашивать. И так еле выкрутился из той истории. Хожу вот теперь… Слесарем тружусь.
— Слушай… — Я кинул быстрый взгляд на Милославского, намекая, чтоб он ничего лишнего не ляпнул. Не начал, к примеру, задавать вопросы. — Так ты если прямой участник… Расскажи в двух словах. А то разговоры ходят. Всякие. Но толком ничего не ясно до конца.
— Рассказать? — Фомичев опять, в который раз покрутил башкой, оценивая обстановку, затем сел обратно. — Ну… Ладно. По-свойски… В общем, той ночью… Нет…Давай так. Про себя не буду. В общих чертах. На конечной две женщины-контролера разбудили некоего гражданина и с помощью машиниста поезда вывели его на перрон. Мужик был выпивши. С портфелем. Очнувшись, он не сразу признал свой портфель, в котором была бутылка коньяка, оставшаяся водка и закуска. Но когда портфель попытались забрать контролеры, этот гражданин предъявил им свое удостоверение. Тогда и выяснилось, не гражданин он, а товарищ. Товарищ из КГБ. У офицеров его ранга документ хранится в чехле. Чехол крепится к внутреннему карману специальным устройством. Поэтому не сразу его достал. Не с самого начала разговора. Потеря удостоверения сотрудником с высочайшим уровнем допуска чревата серьезными неприятностями. Сами понимаете. Тут милиция подоспела. Афанасьев им тоже представился… Афанасьев, да. Такая фамилия. До конца жизни не забуду. Вообще, если честно, конечно… По правильному…Согласно должностным инструкциям, парни не имели права задерживать сотрудника госбезопасности даже за явное нарушение. Все, что могли — это позвонить на номер дежурного по КГБ и поставить его в известность. Со своими нарушителями в спецслужбе разбираются самостоятельно. Но…
Фомичев развёл руками. Мол, вышло, как вышло.
— Ага. И что дальше? — Мажор оживился. Судя по его лицу, он понял, наконец, о чем идет речь. Вспомнил. Потом посмотрел на меня тоже с намеком. Совсем, как я несколько минут назад. Только до меня смысл его намека не дошел.
— Да что дальше…К этому времени Афанасьева окружили дежурившие на платформе постовые и внештатный сотрудник милиции. Он обслуживавал турникеты. Ну, и все. Дальше закрутилось. Его доставили в отдел. Я пытался! Пытался их остановить! Дебилы, млять! Все. Не о чем там больше рассказывать!
Фомичев вдруг резко вскочил с лавки и пошел в сторону палаты.
Мы с Мажором смотрели ему вслед, открыв рты. Реакция у мужика говорит о многом. Он сильно жалеет. Но жалеет не о том, что его коллеги убили человека. Жалеет, что они по тупости грохнули чекиста и вся их лавочка прикрылась.
— Ждановская… — Выдал Милославский, повернувшись ко мне. — Помнишь, когда первый раз встречался с чекистом в Сокольниках? Он упоминал эту историю.
— Помню, конечно. Нам в институте рассказывали о том деле. Да и потом… отца Исаева тоже послушал немного на эту тему. Черт… Просто мандец как все осложняется…
— Почему? — Мажор похлопал ладонью по лавке рядом с собой. — Сядь, ради бога. Шея затекла на тебя снизу вверх смотреть.
— А вот смотри, почему. Если сложить всю ту информацию, которую знаю я, которую рассказал Исаев-старший…Там хреновое дело вышло. На первый взгляд, к нам не имеет никакого отношения. Но только на первый. — Я пристроился рядом с Милославским. Он развернулся полубоком, чтоб лучше меня слышать и видеть. — В общем… Как нам рассказывал препод… Отдел на «Ждановской» был какой-то натуральной клоакой. Прикинь? И это в хваленые советские времена. Короче…В предновогодние дни во многих советских учреждениях выдают продуктовые наборы. Так вот…постовые на «Ждановской» их отбирали у задержанных — на закуску. Своих потенциальных жертв они, на манер карманников, называли «карасями». Менты, которые привели этого майора, в тот вечер спиртного не употребляли, а вот дежуривший в комнате милиции… Черт… Фамилия такая, как в сериале… А! Лобанов! Да. Вот Лобанов и еще двое пили до одури. Невменяемые, можно сказать, были.